Родственники военнослужащих все чаще не могут получить данные об их местонахождении на протяжении нескольких месяцев. Еще больше семей военных, которые полгода и дольше вообще не знают, где находятся их родные. В Минобороны им отвечают одно – «числится пропавшим без вести».
В сибирских регионах на сегодня известно как минимум о четырех случаях, когда родные около полугода не могли получить информацию о том, где и в каком состоянии военнослужащий.
Об этом пишет Сибирь.Реалии
Так, в селе Козино Новосибирской области 12 сентября похоронили Егора Герлинга, погибшего еще 31 марта.
Старший механик-водитель 26-летний Виктор Вторушин из бурятского села Илька погиб в Украине 30 марта, а похоронили его спустя почти три месяца – 21 июня.
22 июня в селе Белое прошли похороны 25-летнего матроса Максима Мельника, который погиб еще 6 марта.
Еще больше семей военных, которые полгода и дольше вообще не знают, где находятся их родные. В Минобороны им отвечают одно – «числится пропавшим без вести».
Больше полугода Анжелика Толмачова пытается найти своего единственного сына Артема. Он уехал в свою часть под Санкт-Петербургом, где служил по контракту, в конце февраля. С тех пор мать не знает, жив Артем или нет.
Минобороны считает его без вести пропавшим, единственный свидетель говорит, что Артем попал под обстрел, но погиб ли он тогда – неизвестно. Военком петербургской части, по словам Анжелики, отвечает издевательски: «Он пошел не туда, куда надо. Может быть, и туда, куда надо». Его сослуживцы и командир говорят матери, что не знают, куда отправили Артема в день его пропажи.
С юридической точки зрения статус «безвестно отсутствующий» корректнее, чем «без вести пропавший», замечает юрист, специализирующийся на военном праве, Алексей Семенов. Но любая из формулировок должна быть зафиксирована судом.
«Только при наличии решения суда статус «пропавшего» или «отсутствующего» возлагает на государство ответственность за его пропажу, а родственникам дает право на выплаты. Но признать человека безвестно отсутствующим суд может только по истечении года после последних известий о человеке, – поясняет юрист. – Все остальное, включая подтверждение статуса в Минобороны, неформально: где военнослужащий – неизвестно, он «безвестно отсутствующий». Уйти на это могут годы. На практике обычное дело, когда родственники два года ходят по судам, чтобы получить свидетельство о смерти. Только после получения этого документа они имеют право на все выплаты. Единовременная выплата, страховая – в сумме это сейчас около 7,5 миллионов рублей».
Оценить количество «отсутствующих» солдат эксперты не берутся. Юридическое бюро Алексея Семенова с конца февраля столкнулось с ростом числа обращений в 10(!) раз – все они, по его словам, от родных пропавших солдат.
«Количество я сказать не могу, в целом цифры потерь настолько запутались, что даже приблизительные оценки в тысячах давать сложно. Вообще, пропавшие без вести на войне – это почти всегда погибшие. Особенно в войне, которая идет в густонаселенном районе. Либо солдаты погибли (могли от холода или голода даже), либо вышли куда-то к своим или врагу. И тогда они стали пленными или их вернули в строй. Важный момент в том, что российская армия изначально ни разу не озвучила число пленных. Да, есть новости про обмены, а сколько всего пленных российских солдат в Украине – не говорят, – замечает военный аналитик Ян Матвеев. – Как именно считают пропавших: обычно в подразделении проводится поверка (утренняя, вечерняя), на которой все военнослужащие должны быть. Кого нет – за тех либо указывают причину, либо считают убитым/пропавшим. То есть неважно, давно ты видел военнослужащего или нет – во время поверки, переклички командир должен знать про каждого, где он. Если на дальнем посту, то так и говорится – на посту, даже если там он пропал, допустим, или погиб. Либо человек говорит «я», либо помечают, почему отсутствует».
Он отметил, что всех, кого не нашли убитым (а трупы должны забирать), надо писать в пропавших.
«Потому что вдруг он придет завтра. Когда подразделение воюет и в окопах сложно проводить поверки, иногда на них вообще «забивают», проводят как попало и ничего на бумагу особо не записывают. А вот когда уходят в тыл, там уже и считают полноценно – кто вернулся, а кто нет. И тут уже, скорее всего, те, кто не вернулся вместе с подразделением, – уже не вернутся. В целом, думаю, тут работает фейковая статистика, как у нас было с ковидом. Количество убитых занижают максимально, пишут «пропали». В итоге и пленные, и многие погибшие попадают в категорию «пропавших». В том числе чтобы деньги не платить, как тому отцу матроса Шкребца (матроса-срочника Егора Шкребца, проходившего службу на затонувшем крейсере «Москва», считают пропавшим без вести, несмотря на то что корабль затонул еще в апреле и небольшое число выживших давно известно. – С.Р.)», — считает правозащитник.
РосИнформ сообщал о том, что в Кемерове подожгли военкомат. Неизвестный человек кинул в здание бутылку с зажигательной смесью.
