Клочки по закоулочкам: как родных уговаривают получить «гробовые» за пропавших без вести солдат

24
Каска российского солдата на передовой 12 января 2023 года в Куриловке, Украина. Фото: Pierre Crom / Getty Images

С весны 2023 года государство упростило процедуру: теперь пропавшего в бою военного признают погибшим через 6 месяцев, а не через 2 года после войны.

Война, которую начала Россия, поставила с ног на голову не только всю сонную чиновничью систему в стране, не только изменила сознание граждан, родившихся и проживших всю жизнь в «мирном мире», но и столкнула людей с немыслимыми ранее юридическими и этическими вопросами. Боевые действия высокой интенсивности с применением мощных ракет, систем залпового огня и крупнокалиберной артиллерии – это не локальный конфликт, где раненых и погибших сравнительно легко подсчитывать после каждой стычки.

В суматохе боя или при густом обстреле ни сослуживцы, ни командиры зачастую не в состоянии даже понять, куда девался тот или иной военнослужащий: для этого придумали даже специальную формулировку – «пропал без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью». В позиционной войне, когда на территориях вблизи линии боестолкновения простреливается каждый метр, тела погибших не эвакуируют неделями и месяцами, их останки истлевают или их растаскивают дикие животные. Российское военное руководство уговаривает семьи таких солдат признать их умершими в суде, чтобы родные могли получить выплаты. «Важные истории» разобрали, сколько семей воспользовались этим правом и «похоронили» своих мужчин в судах.

Есть свидетели, нет свидетельства

Магомед Калиматов из Ингушетии пропал на Украине в самом начале войны. Через года отец подал иск о признании сына умершим. В суде семья ссылалась на слова сослуживцев, которые после возвращения из плена по обмену рассказали, что Калиматов попал вместе с ними под обстрел у села Малиновка Запорожской области, которое украинская армия освободила в конце марта 2022 года. Даже после суда имя военнослужащего не упоминается в некрологах, а власти в отчетах пишут, что «до сих пор его родные находятся в неведении и живут в надежде, что он вернется домой».

Марина Андреева из Анапы в суде настаивала на немедленном признании умершим мужа-добровольца из отряда БАРС: сослуживцы видели, как его ранили в бою, но им не удалось «изъять с поля боя» тело из-за артиллерийского обстрела. На иждивении у женщины несовершеннолетние дети, она в тяжелом материальном положении: «Выплаты получить не можем, пенсию не могут оформить. Без свидетельства о смерти во всем отказали». Суд пошел ей навстречу, хотя фактического подтверждения гибели военного нет.

В судах родственников просят обосновать цель признания человека умершим. Если истцом выступает войсковая часть – чтобы банально снять пропавшего с довольствия и исключить из списков личного состава. Если родные – то причины тоже сугубо материальные: «получение выплат и льгот со стороны Министерства обороны», «вступления в наследство», «прекращение кредитных обязательств [признанного умершим]». Впрочем, встречаются и те, кому помимо выплат было важно провести похороны с воинскими почестями.

Поиски для оплакивания

Российское Министерство обороны и высшее командование не считает даже живых, отправляя их в «мясные штурмы», что уж говорить о мертвых. Нет никакой официальной информации, о лишь малую часть погибших можно «опознать» по мелькнувшим в региональных СМИ некрологам, публикациям в соцсетях да по разрастающимся Аллеям героев, где раз за разом обнаруживают свежие могилы.

Поэтому другая часть родственников идет в суды уже после нескольких месяцев – безуспешных попыток достучаться в военкоматы и кабинеты повыше, самостоятельных поисков. Признание умершим в таких случаях – это не ради денег, а от отчаяния, последняя черта, за которой у людей опускаются руки и угасает последняя надежда.

«Я полтора года занимаюсь поиском, хоть бы какие-то края найти, хотя бы узнать историю, что было и как было с сыном в то время, когда он потерялся. Они зашли [на Украину] первыми, для него это был приказ – он молодой мальчишка, который не знал, что делать. Ему 20 [лет] уже в Украине исполнилось, – рассказала мать одного из таких пропавших, Ирина. – Я до сих пор его ищу. Но я понимаю, что он погиб. Понимаю, что я могу его просто всю жизнь искать… А мне годов уже сколько, я не вечная и силы мои не вечные. Не столько из-за денег [пошла в суд], просто [хотела] какую-то точку для себя поставить».

Идут в суд и те, кто уже поверил в гибель родственника на войне, но похоронить его не может. Тела одних сослуживцы оставили на поле боя, других не могут найти даже на подконтрольных российским войскам территориях, а некоторые родственники надеются забрать останки, «когда закончится война».

Муж Светланы Чигнаевой из Татарстана был мобилизован осенью 2022 года. В декабре 2023 года она пошла в суд, чтобы признать его умершим.

«Остался лежать на поле боя, признаков жизни не подавал. Неоднократно сослуживцы пытались добраться до тела погибшего, но оказавшись под плотным минометным обстрелом, вынуждены были отступить. В связи с этим тело рядового забрать не смогли», – сказано в докладе командира батальона, в котором служил Чигнаев.

Несмотря на то, что Первомайское на донецком направлении формально под контролем ВС РФ, «местонахождение тела неизвестно». В то, что тело мужа привезут домой, Светлана верит с трудом: «Дают какую-то надежду, но вряд ли. Я понимаю, что это все дежурные фразы».

Помимо боевых действий, неразбериху вносит еще и ситуация на фронте, когда части вынуждены были отступать либо выдвигаться в качестве подкрепления на критические участки. Один из характерных ответов военной прокуратуры: «в связи с постоянным перемещением подразделений войсковой части и отсутствием постоянной связи, установить местонахождение военнослужащего не представляется возможным».

Выгорели изнутри

В отдельных случаях родственникам, которые идут за признанием гибели в суд, хоронить было бы просто нечего. В одном из случаев на заседании зачитали показания сослуживцев, которые после обстрела подошли к окопу, куда точно угодил снаряд, осмотрели воронку и «ничего кроме лоскутков – остатков военного обмундирования в воронке они не обнаружили». Горько вспоминается аллегория про клочки по закоулочкам.

Или еще одно свидетельство отсутствия тела: «Ввиду сильного разрушающего воздействия взрывчатых веществ ракеты каких-либо останков в танке обнаружить не удалось, танк полностью выгорел изнутри».

Иногда командиры военных частей дают какую-то отметку – «в связи с минометным огнем противника вывезти тело не получилось, оно было оставлено в окопе 219 вблизи такого-то ориентира».

За два года войны в судах был «похоронен» 921 военный, пропавший на Украине. Эта цифра на два порядка меньше подтвержденного количества погибших по источникам в публичном доступе. Впрочем, государство обгоняет убитых горем родственников и тут: власти поручили бюджетным учреждением засекретить все данные о соцвыплатах семьям участников боевых действий и удалить уже загруженные сведения.

Будет неудивительно, если система вернется к признанию погибшими только спустя годы после окончания войны – чтобы никто не видел трагедии народа, и чтобы не портить предвыборную и послевыборную картинку. Впрочем, мы и так уже выгорели изнутри – «ввиду сильного разрушающего воздействия» Кремля.

Предыдущая статьяШвеция прекратит расследование подрывов «Северных потоков»
Следующая статьяПригожину посмертно простили отравленных солдат