Журналисты обнаружили в соцсетях более 10 тысяч сообщений о пропавших без вести 1365 российских военных.
Не бывает войн без потерь и неразберихи, особенно, если линия фронта в полторы тысячи километров, и сошлись не рыцарские дружины в несколько десятков человек, а целые армии с оружием, способным в буквальном смысле оставлять от человека пустое место. Кроме того, осенняя мобилизация показала, что потери начинаются в тылу, а бардак – это рабочее состояние Минобороны.
За год спецоперации* тысячи российских солдат пропали без вести. Большинство из них, скорее всего погибли, учитывая масштабность боевых действий, а теперь еще и тактику «пехотных волн», которую с зимы применяет ВС РФ на Донбассе. Но некоторые пропадали, даже не доехав до фронта. Пока Минобороны отмалчивается, родственники пытаются разыскать своих мужей, сыновей, братьев, обзванивая военные части, госпитали и морги. Куда «растворяются» российские военнослужащие, и как родные добиваются правды, рассказала «Новая газета. Европа».
*Специальная операция, согласно Википедии, отличается от обычных военных операций по целям (разведка, саботаж, подрывная деятельность и тому подобное) и методам (повышенная секретность и скрытность). Военные спецоперации, как правило, проводятся силами специального назначения (разведывательными, диверсионными и так далее).
Вооруженные силы РФ применяют на Украине артиллерию, танки, авиацию, ракетное оружие, регулярные армейские части и т.д. Таким образом, боевые действия на украинской территории нельзя назвать термином «специальная военная операция», поэтому наша редакция приняла решение называть происходящее войной.
Аты-баты, не дошли солдаты
Срочник Андрей Степанов последний раз звонил маме 22 февраля 2022 года, по дороге из Воронежской области на учения куда-то к границе. С тех пор он перестал выходить на связь. Горловский контрактник Константин Исаенко 16 февраля ушел в увольнение, тогда же с ним последний раз говорила по телефону жена. 22-летний Анвар Султанов перестал отвечать на звонки по пути в Донецк.
Накануне 24 февраля связь с родными потеряли еще не менее 10 солдат. А потом на Украину пошли маршевые колонны техники, которую ВСУ попросту жгли «Джавелинами» из засад вместе с экипажами. Счетчик погибших и пропавших без вести завертелся уже на сотни, но российская сторона, избрав стратегию замалчивания, отказывалась забирать даже тела: ведь нет тела – нет опознания – значит формально солдат еще где-то в строю. Разбитые колонны стояли неделями по обочинам дорог.
В конце марта об этом уже публично заявил президент Украины Владимир Зеленский:
«Я думаю, что они [российские власти] не хотят показывать, что с трупами. Мы хотим их передать, мы хотим отдавать. Они сначала отказывались, потом там еще что-то. Потом какие-то мешки нам предлагали. Слушайте, даже когда собака или кошка умирает, так не поступают».
«Укрзализныця» официально предоставляла рефрижераторы для перевозки тел, однако российские чиновники предложение ведомства проигнорировали.
Родственники тех, кто перестал выходить на связь, начали обзванивать горячие линии Минобороны, воинские части, а затем искать помощи в соцсетях. Только во «ВКонтакте» журналисты насчитали 1365 пропавших, причем это явно заниженная оценка. Реальное количество пропавших, по оценке военных экспертов, гораздо больше – счет идет на тысячи солдат. Глава движения «Гражданин. Армия. Право» Сергей Кривенко дает более конкретную оценку – около 25 тысяч военных: «Без вести пропавшие — это, в основном, погибшие, чьи тела не найдены. На данный момент нам известно о 12 тысячах верифицированных погибших. Пропавших, скорее всего, вдвое больше».
Утонувшая «Москва» довела ситуацию до какого-то черного абсурда: Минобороны признало потерю корабля (а как не признать, если крейсер утонул чуть ли не в «прямом эфире»), но так и не смогло объяснить, куда делись полтысячи матросов и офицеров, если в Севастополь доставили только 14 моряков.
Бечь или в землю лечь
К лету какие-то активные продвижения обеих сторон замедлились, как и темп прибавления «безвестных» – в боях за Попасную и Рубежное потерялись со связи еще 40 солдат, а при наступлении на Пески – еще 20.
Но осеннее контрнаступление ВСУ в Харьковской области словно проиграло кинопленку обратно: стремительное продвижение украинских частей посеяло хаос не только в порядках ВС РФ, но и в понимании, кто где остался и что произошло. Командиры попросту бросали подразделения, а солдаты без боекомплекта укрывались в лесопосадках, отбирали у местных жителей велосипеды и мотороллеры, но зачастую даже не знали, в каком направлении двигаться. Естественно, такая дезорганизация только увеличила количество пропавших без вести – в сентябре 170 человек.
Грянувшая осенняя мобилизация сама по себе показала, что человеческий ресурс в оборонном ведомстве учитывается примерно как картошка на овощебазе. Резервистов практически без обучения и обеспечения, без какого-либо боевого слаживания бросали на передовую, так, что они зачастую даже не знали непосредственных командиров по имени, а командиры бросали подчиненных при первой опасности:
«Здесь полная неразбериха и раздрай. Всех выживших и вновь прибывших группируют в новые батальоны и закидывают на передок, чтобы закрыть линию обороны. Мы как смогли окопались, а под утро начался обстрел – артиллерия, «грады», минометы, коптеры, нас просто расстреливали. Когда всё началось, офицеры сразу убежали».
Макеевские выпускники
Самое показательная «неучтенка» личного состава выявилась после новогоднего обстрела ПТУ в Макеевке. ВСУ заявили о 700 погибших российских военнослужащих, западные разведки назвали более аккуратную цифру в 300, а Министерство обороны РФ «скромно» подтвердило гибель 89 солдат. И дело даже не в том, что оборонное ведомство преуменьшило потери, чтобы не подрывать боевой дух, а скорее всего попросту потому, что никто достоверно и не знал, сколько в здании было размещено мобилизованных.
Виталий Русинов 31 декабря последний раз позвонил родным как раз из Макеевки, и с того дня, после сообщения о взрыве, семья ежедневно пыталась узнать, что с ним – и получала неизменный ответ «ни в каких списках не числится». Лишь спустя месяц из военкомата пришла похоронка.
Нет тела – нет компенсации
Зимнее «наступление» на Донбассе увеличило количество пропавших без вести в шесть раз – за январь родственники опубликовали 850 сообщений о потери связи с близкими. Пресловутый Бахмут (Артемовск) ВС РФ штурмуют уже полгода, продвигаясь в месяц буквально на квартал – при такой тактике, пока территория с телами погибших при первых атаках окончательно попадает под контроль российских сил, проходят месяцы – месяцы безвестности.
Технически Министерству обороны даже выгодно держать убитых в статусе пропавших без вести: сейчас родственникам погибших государство выплачивает по 12,5 миллионов рублей, тогда как семьям пропавших выплаты не положены в принципе. Разумеется, в конце концов, солдата признают погибшим, но по закону это будет только через два года после окончания войны.
Последний раз об обмене телами Киев сообщал 27 декабря — украинские власти договорились о передаче 42 погибших. Минобороны информацию не комментировало. За год войны Украине удалось вернуть тела 869 солдат, сколько тел вернула Россия — неизвестно.
В ноябре в ходе обмена пленными Украина и Россия обменялись списками пропавших без вести. 11 января, по данным российского омбудсмена Татьяны Москальковой, были найдены 22 солдата РФ. Но это лишь 1,5% от вышеназванного количества разыскиваемых родными. Сергей Кривенко комментирует это так: «Желание организовывать полноценный поиск пропавших и работу с их близкими со стороны Минобороны мы не видим. К тезису «своих не бросаем» очень много вопросов».
