С начала спецоперации в России зафиксировано 113 поджогов военкоматов: 39 до осенней мобилизации 2022 года и 74 – после ее объявления.
Долгоиграющая спецоперация* оказалась даже выгоднее путинскому режиму, чем гипотетическое триумфальное взятие Киева «за три дня». Конечно, выгода эта не в каких-то экономических показателях – безусловно, что Россия с каждым пакетом санкций и уходом инвесторов теряла и теряет колоссальные прибыли и перспективы. Затянувшийся конфликт позволил Кремлю протащить небывалые репрессивные законы, тем самым еще больше укрепив пресловутую «вертикаль власти».
*Специальная операция, согласно Википедии, отличается от обычных военных операций по целям (разведка, саботаж, подрывная деятельность и тому подобное) и методам (повышенная секретность и скрытность). Военные спецоперации, как правило, проводятся силами специального назначения (разведывательными, диверсионными и так далее). Вооруженные силы РФ применяют на Украине артиллерию, танки, авиацию, ракетное оружие, регулярные армейские части и т.д. Таким образом, боевые действия на украинской территории нельзя назвать термином «специальная военная операция», поэтому наша редакция приняла решение называть происходящее войной.
Напрасно было ожидать, что само вторжение на Украину, осенняя мобилизация и все сопутствующие законодательные нововведения вызовут тотальные протесты. Путинский режим больше двух десятков лет выхолащивал само понятие гражданской позиции. Тем не менее, какое-то число активистов так или иначе находят смелость критиковать власть, армию и систему в целом – об этом свидетельствуют постоянные штрафы и уголовные дела о дискредитации ВС РФ, фейках и т. п. Другая форма протеста – поджоги военкоматов. И здесь у силовиков пока не наблюдается «единодушия», как трактовать подобные деяния – в одних случаях задержанные отделываются обвинением в хулиганстве, в других – даже за неудачную попытку суды впаивают виновникам от души, за терроризм. Как в России судят поджигателей военкоматов, разобрала «Медиазона»**.
Кому светят звезды
По 113 поджогам задержано как минимум 102 человека, по 31 делу вынесены приговоры. В ряде случаев даже правозащитники не сразу узнают, за что задерживают их подзащитных – если дело «ведет» ФСБ, часто разбирательство и суд проходят в закрытом режиме. Однако в 40 из 82 дел, где журналистам и юристам удалось узнать статью, поджог квалифицировался как терроризм, независимо от мотивов исполнителя и величины нанесенного ущерба. Единой логики тут нет, но ужесточение статей и, соответственно, сроков (от полутора лет условно до 19 лет в колонии) произошло после объявления мобилизации.
Из 31 уже вынесенного приговора две трети – это реальные сроки (22 случая, из них 12 – по статье о теракте). При этом силовики в разных регионах действуют несогласованно.
Иван Асташин из правозащитного проекта «Зона солидарности» полагает, что тяжесть статьи и последующего наказания зависит от того, какое ведомство ведет расследование:
«Если ФСБ вступает в дело, то это почти 100% терроризм или диверсия, в общем, наиболее тяжелые обвинения. Если это, допустим, МВД или СК, то может быть обвинение в хулиганстве, порче имущества и так далее, более мягкие статьи».
Разумеется, ФСБ выгодно из всех поджогов делать терроризм – чем больше будет раскрытых дел по данной статье, тем больше они получат премий и повышений. С другой стороны, обычным полицейским, которые чаще непосредственно задерживают поджигателей на месте, эта статистика может быть не интересна, и МВД неохотно передает дела ФСБ, так как из-за этого раскрываемость падает уже у них, но вынуждено подчиняться.
Другой адвокат, Евгений Смирнов, также полагает, что силовиками может руководить банальное желание выслужиться: «Отчасти это [квалификация инцидента] происходит рандомно, отчасти это желание следователей заработать побольше звезд на деле».
Невезучие террористы
Строгость наказаний разительно контрастирует со степенью действительной вины и мотивов исполнителей. Ни один военкомат или административное здание не сгорели полностью, обычно ущерб ограничивается небольшими повреждениями. Например, в городе Бакал Челябинской области Роман Насрыев и Алексей Нуриев ночью закидали администрацию бутылками с зажигательной смесью – при этом выгорело лишь 3 квадратных метра линолеума и информационный стенд, а возгорание погасила женщина-сторож – одеялом и пятью литрами воды, еще до прибытия пожарных. Тем не менее, парням впаяли по 19 лет— это самый большой срок за антивоенные поджоги.
ФСБ чаще всего добивается неких признательных показаний в том, что поджог осуществлялся по заданию украинских спецслужб. Традиционный сценарий таков: неизвестный обращается к потенциальным исполнителям в каком-либо месенджере, предлагая заработать денег, записав видео с поджогом.
При этом силовиков не смущает иногда откровенная неопытность «террористов», которыми могут оказаться обычные студенты, их невезучесть и нелепость ситуации. Например, 19-летнему Владиславу Матвеенко из Ростовской области присудили 4 года колонии – юноша согласился снять поджог за 3 тысячи рублей, когда искал работу в интернете. Бросать коктейли Молотова должен был по плану сообщник, назвавшийся Дмитрием, с которым юноша до этого был и вовсе не знаком. Горе-террористы захватили три бутылки с горючей смесью, две из них они бросили «на одной из улиц», не доходя до военкомата, а уже у «цели» выяснилось, что Матвеенко забыл телефон дома на зарядке, а Дмитрий свой не взял, так как опасался, что его могут отследить. Никаких денег от заказчика они не получили.
Суды по удаленке
В России всего четыре суда рассматривают дела о терроризме: в Москве, Екатеринбурге, Краснодаре и Хабаровске. Обвиняемых из других регионов обычно либо привозят в один из этих четырех городов, либо судят на выездных заседаниях. Это в значительной степени усложняет задачу правозащитников.
Кроме того, если дело курирует спецслужба, юристы сталкиваются с давлением. У адвоката Вячеслава Савина пытались взломать телефон, который он сдал в специальную ячейку в здании управления ФСБ по Ставропольскому краю. В петербургском СИЗО-3 оперативники отняли у Яны Неповинновой записи, которые ей передал обвиняемый – сотрудники ФСБ попросту «зажали» женщину в углу и потребовали отдать бумаги.
Другая характерная особенность дел о поджогах – небывалое «ускорение» их рассмотрения судами. Ивана Кудряшова из Твери московский суд осудил за два дня, причем, по видеосвязи. У него не было даже возможности нормально поговорить с адвокатом.
Всё это лишь увеличивает печальную статистику явно несправедливых приговоров. Лишь семерым поджигателями повезло остаться на свободе после приговора. Следствие вменило им сравнительно легкие статьи: «поджог» (статья 167 УК) или «хулиганство» (статья 213 УК). А суд назначил условное наказание: от одного года четырех месяцев до двух лет. И нет никаких гарантий, что в условиях репрессий и «охоты на ведьм» эти дела не будут в какой-то момент рассмотрены повторно с ужесточением приговоров.
Показателен случай анархиста Алексея Рожкова, который бросил коктейль Молотова в военкомат в Свердловской области еще в начале войны. Выйдя из СИЗО под подписку о невыезде, Рожков не стал ждать, пока его обвинят в терроризме, и сбежал в Кыргызстан. Он прожил в Бишкеке полгода, но два месяца назад его по сути похитили сотрудники местной спецслужбы ГКНБ и передали в ФСБ. «Мешок на голову, шокер, всё как обычно», – так он описал эту «встречу».
Дело Рожкова расследовали как покушение на уничтожение имущества, но теперь адвокаты опасаются, что обвинение будет переквалифицировано на терроризм. Потому что это в России уже действительно становится «как обычно».
**внесено Минюстом в список СМИ-иноагентов.
