Многие из них сомневаются, что расследование действительно продолжается: громкая фаза дела прошла, всё возвращается к тому, с чего началось, опасаются они.
Год назад ростовская горбольница № 20 прогремела на всю страну. Вечером 11 октября 2020-го там закончился кислород, жизненно необходимый для пациентов с тяжелой формой ковида. За сутки в больнице погибли 13 пациентов — примерно столько же, сколько смертей фиксировалось тогда в официальной статистике по Ростовской области. Трагедия в «двадцатке» стала поводом для уголовного дела и нескольких громких отставок, но виновники массовой гибели пациентов так и не названы. Корреспондент 161.RU поговорила с родственниками погибших, изучила медицинскую документацию и выяснила, что тормозит следствие.
«Ничего плохого не случится»
— Доброе утро, пандочка! Самое время делать зарядку!
Васёна ест пюре и улыбается мультику. Ей полтора года. Если спросить девочку на улице, где папа, она покажет на небо. Если дома — то на холодильник, где вперемешку с магнитами висят фотографии. Вот папа в свадебном костюме. Вот — обнимает маму. Вот — в перинаталке, у фотозоны, держит на руках пушистый конверт для новорожденных, а рядом — розовый шарик с надписью «Василиса». А вот папа держит Васёну за ручку и широко улыбается. Но Васе тут полгодика, она заинтересованно смотрит в сторону.
Откуда ей знать, что это их последнее фото.
Николай Марченко стал самым молодым пациентом, погибшим 11 октября 2020 года в ростовской горбольнице № 20. Ему было 29 лет.
— Если бы он прожил на сутки больше, то увидел бы, как у его дочери прорезался первый зуб и ей исполнилось полгода, — говорит Даша Марченко, мама Василисы и вдова Николая.
После смерти мужа она продолжает носить обручальное кольцо.
Этим утром Вася размалевала стену синим восковым карандашом, и Даша думает, как свести живопись.
Коля и Даша познакомились на свадьбе у друзей. Их отношения продлились пять лет. Начались и закончились осенью.
2020 год встретили, ни о чем плохом не думая. Даша была беременна. Василиса — их первый и единственный ребенок — родилась весной, в разгар карантина. Роды прошли благополучно.
Дальше — будни. Васю постоянно носили на руках, укачивали. К лету у Даши и Николая появились боли в спине, у Коли — еще и в груди. В июле он пошел к участковому неврологу, тот назначил уколы от остеохондроза без обследования.
Это не помогло. В августе Коля уже не мог нормально спать, сильно потел, кашлял. Марченко забрали в БСМП и обнаружили камень в почке.
Анализ крови пришел плохой. Врач предположил онкологию и выписал дополнительные обследования. Сдали кровь еще раз. Подтвердился лейкоз.
Осенью Коля сделал последнее фото с дочкой. 21 сентября Николай с отрицательным ПЦР-тестом лег в гематологическое отделение горбольницы № 7. Прошел первый курс «химии», получал антибиотики и компоненты крови. Из-за ослабленного иммунитета он нуждался в стерильных условиях.
4 октября в отделении объявили карантин — у одной из пациенток обнаружили коронавирус. Через несколько дней у Николая поднялась температура до 39,8.
7 октября его перевели в отдельную палату.
9 октября сделали еще один тест на ковид.
10 октября пришел положительный результат, его перевели в «двадцатку».
11 октября Николай умер от отека легких вечером, когда не было кислорода. В отделении реанимации Марченко провел около пяти часов.
Даша не ездила к следователям. С ними общались родители Николая. В последний раз семью Марченко вызвали в следственное управление в прошлом году. Больше с ними не общались.
Кислорода опять нет, уменьшайте
Юрий Дронов, возглавлявший горбольницу № 20, сам получил положительный тест на коронавирус 30 сентября. Уже 3 октября стал пациентом собственного моногоспиталя № 2 — лег в состоянии средней тяжести. Спустя два дня завотделением и реаниматолог осмотрели Дронова и пришли к выводу, что состояние пациента стало тяжелым. На реанимобиле главврача перевезли в реанимацию моногоспиталя № 1. Исполнять обязанности руководителя начал его зам — Анатолий Титов. Именно при нем в больнице случилась трагедия.
Врачи «двадцатки» отмечают, что кислород в больнице привозной. Когда его не хватало, приходилось дотягивать до следующей поставки. Как?
Аппарат для кислородной поддержки в ГБ № 20 — это колба с физраствором, шлангами и шкалой, на которой отмечены показатели: 5, 10, 15. Это литры в час, которые прибор выделяет пациенту. Баллон при этом не видно: шланги, которые к нему ведут, уходят в стену.
— Поначалу, когда кислород только поступает, мы его не экономим и используем нормально, ставим на 15. В критических ситуациях [руководители] нам пишут, что надо «прикрутить» пациентов и снизить кислородную нагрузку до 5, потому что в реанимации не хватает. На всех кислорода нет, люди умирают, — рассказывал прошлой осенью один из врачей.
Так, утром 11 октября — накануне вечерней паузы — заведующая отделением моногоспиталя № 2 написала во врачебный чат: «Кислорода опять нет, уменьшайте». Врачи ответили: «Ок».
Примерно в это время в реанимации моногоспиталя № 2 умерла первая пациентка — 89-летняя ростовчанка Анна Смелая. Последняя отметка в медицинском дневнике Смелой сделана в 09:30 — за четыре минуты до отправки сообщения заведующей. Там сказано, что пациентка стабильна, находится в тяжелом состоянии, но в сознании. Через пятнадцать минут после этой записи Смелая впала в кому. Еще через полчаса — умерла.
Ночь на 12 октября
Реаниматологи моногоспиталя № 1 Артур Топоров и Владимир Ильченко заступили на смену с 21:00 до 03:00. Предыдущие дежурные сообщили им, что в системе начал пропадать кислород, но после звонка техникам ситуация исправилась. В отделении лежали 25 пациентов в тяжелом состоянии.
В первые сорок минут смены концентрация кислорода несколько раз падала. На звонки медикам отвечали, что ситуацию вот-вот поправят. Аппараты, не смолкая, гудели.
— Мы постоянно старались звонить в кислородную в надежде на положительный ответ и результат. Под «мы» я подразумеваю как врачей, так и медсестер — по той причине, что клинически все пациенты начали реагировать ухудшением на снижение кислорода в большей или меньшей степени, и рук на это не хватало, — отмечает в докладе реаниматолог.
Артур Топоров рассказал, что резервную подачу кислорода включили в 21:40, но его запас иссяк, как и у основной системы. В 22:10 гул прекратился. Несколько секунд врачи думали, что опасность миновала; оказалось — наоборот, кислородная стрелка рухнула на ноль.
— Всё было сумбурно очень в этот момент. <…> Приходилось разрываться везде.
Заведующий отделением реанимации моногоспиталя № 1 Борис Розин тогда был в отпуске. Поздно вечером ему позвонил дежурный реаниматолог Владимир Ильченко.
— Еще я разговаривал с и. о. заведующего отделением реанимации Сергеем Богдановым, — рассказывал Розин в своем интервью после увольнения. — Первым делом я спросил: «Кислорода нет только у вас?» — «Нет, во всей больнице».
Розин посоветовал дежурным реаниматологам сделать отметки в историях болезней, а Богданову — написать рапорт главврачу. Они так и сделали.
В распоряжении редакции есть копии медицинских дневников пациентов, где врачи указали: «С 20:40 в кислородной системе отмечается постоянно низкое давление кислорода. С 22:50 ситуация усугубилась полным отсутствием кислорода в кислородной системе. В известность поставлен начальник госпиталя Титов Анатолий Петрович».
Следующая запись в дневнике: «22:00. Состояние резко ухудшилось, терминальное; уровень сознания — кома». Через полчаса тщетных попыток спасти пациента врачи зафиксировали смерть.
При этом врачи утверждают, что после трагедии в горбольнице № 20 попытались сфальсифицировать документы. Медики общего отделения сообщили, что руководство больницы назначает «приближенных» врачей редактировать медицинские данные. Реаниматологи тоже отметили, что записи, которые они вносили вечером 11 октября, исчезли.
— В электронных версиях всё осталось, а вот в бумажных исправлено. Я в этих историях не расписывался, — сказал Артур Топоров журналистам.
В ноябре заведующий отделением реанимации горбольницы № 20 Борис Розин уволился. По его словам, отставки потребовали «сверху». Вслед за ним заявление написал Топоров и дежуривший с ним Ильченко; всего отделение реанимации покинули шесть сотрудников.
Несостыковку в медицинских отметках подтвердили в ростовском горздраве. На своей последней пресс-конференции в качестве руководителя управления Надежда Левицкая сообщила, что видела бумажные версии болезней — в них не было отметок о проблемах с кислородом. При этом власти ссылались на объяснительную Титова, который писал, что перебои [в подаче кислорода] были. И. о. главы горздрава Ольга Барладян прошлой осенью сказала: «От руководителя, исполняющего обязанности [главы] лечебного учреждения, поступила объяснительная, что все-таки перебои какие-то были».
В управлении президента РФ по работе с обращениями граждан и организаций сообщили, что выявили дефекты в заполнении медицинской документации.
«Выявленные дефекты не повлияли на тяжесть течения заболевания и наступление неблагоприятного исхода у пациентов. В том числе факты о нарушении системы кислородной передачи, изложенные в объяснениях сотрудников, не отражены в представленной медицинской документации», — указывает главный советник департамента письменных обращений граждан и организаций Алексей Дозоров.
По данным управления президента РФ, сообщений о прекращении кислорода не поступало, а всем тринадцати погибшим пациентам «кислородная поддержка оказана во всех случаях, как в отделении на этажах, так и в реанимации».
На вопрос о правке медицинских документов новый главврач «двадцатки» Ваган Саркисян сообщил, что «истории можно дописать, можно переписать. Для чего пишется история болезни? Для прокурора». По словам Саркисяна, в бумажных записях о проблемах с кислородом не говорилось, потому что в больнице «стоял хаос».
Факт отключения кислорода вечером 11 октября Саркисян признал. В интервью он подтвердил, что жизненно важного компонента не было целый час. Но в письме управления президента РФ утверждают обратное: «Кислородное отделение было достаточно снабжено медицинским кислородом для обеспечения нужд МБУЗ «Городская больница № 20 г. Ростова-на-Дону»».
Врачи: кислорода не было. Горздрав: вранье
СМИ рассказали о гибели пациентов только 21 октября. Через несколько часов после выхода новостей министр здравоохранения РФ Михаил Мурашко поручил Росздравнадзору проверить причину гибели людей в больнице, а пресс-секретарь президента Дмитрий Песков назвал информацию «очень тревожной».
Пока история «шла до Москвы», свою пресс-конференцию перед корпусом горбольницы, где полторы недели назад задыхались ростовчане, дала замглавы администрации города по соцвопросам Елена Кожухова. Еще не зная, что дело взяли на контроль в Минздраве и Кремле, чиновница сообщила, что «аварийных ситуаций, связанных с поставкой кислорода на территории данной больницы, не было. И аварийных ситуаций, которые могли бы повлечь гибель, смерть больных, не было».
Елена Кожухова заверила журналистов, что надежность поставщика кислорода в горбольницу не вызывает сомнений.
— Проблем со снабжением кислородом нет. У больниц — и «двадцатой», и других наших лечебных учреждений — заключены контракты на поставку кислорода. Они исполняются в надлежащем виде.
Время показало, что это была ложь.
Накануне трагедии ГБ № 20 заключила контракт с производителем кислорода — компанией «Оксиген». За 10 миллионов рублей компания обязалась поставить 23 тысячи кубометров кислорода.
После трагедии «Оксиген» потерял все свои контракты.
26 октября умер Юрий Дронов. На следующий день многолетний министр здравоохранения Татьяна Быковская и глава горздрава Надежда Левицкая покинули свои посты. Силовики провели обыски в горздраве, Минздраве, администрации города и по месту жительства Надежды Левицкой.
30 октября ГБ № 20 возглавил Ваган Саркисян. Через три дня горбольница перестала пользоваться кислородом «Оксигена». Саркисян рассказал журналистам, что компания поставляла его в недостаточных объемах.
13 ноября Саркисян разорвал контракт с «Оксигеном» и пожаловался на компанию в прокуратуру, следует из данных портала госзакупок. «Оксиген» оштрафовали на 198 тысяч рублей.
«Вы подвергаете опасности жизни и здоровье наших пациентов», — написал Ваган Саркисян в претензии к поставщику.
Генеральный директор «Оксигена» Эдуард Аракелов так и не согласился поговорить с представителями СМИ.
Последствия
30 октября — в тот же день, когда Саркисян возглавил ГБ № 20, — пресс-служба СУ СК по Ростовской области отчиталась, что в ведомстве завели уголовное дело по факту смерти пяти пациентов, погибших в «двадцатке». Источник в силовых структурах пояснил, что дело завели в отношении «неустановленных лиц», которых обвиняют в причинении смерти по неосторожности двум и более лицам.
На самом деле СК расследует обстоятельства смерти как минимум девяти человек.
Погибших в реанимации моногоспиталя № 1:
- Маргариты Василенко;
- Николая Бардахчияна;
- Лидии Романенко;
- Виктора Рожкова;
- Николая Марченко.
Погибших в реанимации моногоспиталя № 2:
- Александра Тарасевича;
- Федора Сайдашева;
- Владилена Мелещенко;
- Игоря Алексаньянца.
Источник с доступом к медицинской документации ГБ № 20 сообщил, что все эти пациенты были в тяжелом состоянии, но считались стабильными. То есть многие могли выжить, если бы получали кислородную поддержку.
Корреспондент издания поговорил с родственниками погибших в реанимации второго моногоспиталя. Они тоже общались со следователями, сдавали биоматериалы для установления факта родства.
Невестка Владилена Мелещенко, Светлана, рассказала, что ей несколько дней не сообщали о смерти свекра. 13 октября Светлана дозвонилась в отделение, поговорила с врачом.
— Я слышала слова подсказчиков: «Ничего не говори!» Это были слова не врача, с которым я разговаривала, а кого-то на заднем фоне, — вспоминает Мелещенко.
Врачи реанимации моногоспиталя № 2 подтвердили, что тоже давали показания следствию. По словам дежурных реаниматологов, они дали подписку о неразглашении.
Следком обещал установить причины и обстоятельства гибели людей.
Этой осенью в пресс-службе СУ СК по Ростовской области редакции ответили, что второй отдел по расследованию особо важных дел продолжает расследовать уголовное дело по факту смерти пациентов. Их количество в СК не уточнили.
Источник редакции в силовых структурах сообщил, что делом занимается отдел по расследованию особо важных дел о преступлениях против государственной власти и в сфере экономики. Родственники погибших утверждают, что в последний раз силовики общались с ними прошлой осенью — и больше никак не связывались.
В начале октября этого года председатель СК РФ Александр Бастрыкин потребовал у ростовского следкома отчитаться о ходе расследования «в связи с публикациями в социальных сетях и средствах массовой информации материалов с критикой хода расследования уголовного дела по факту гибели пациентов».
Горздрав, собственную проверку которого объявила Кожухова, развел руками. В ответе на редакционный запрос в управлении здравоохранения признались, что не располагают никакой информацией, поскольку «по данному инциденту идут следственные мероприятия».
Нецелесообразная мечта
Став главврачом «двадцатки», Ваган Саркисян задумал большой проект. Его реализация гарантировала, что подобной трагедии в горбольнице не повторится. Саркисян хотел построить три газификатора кислорода.
— Получим положительное заключение экспертизы — начнем строить, — сказал Саркисян журналистам в ноябре. — Это три больших резервуара с жидким кислородом запасом на месяц-два. Зачем это нам надо? Во-первых, чтобы ни от кого не зависеть, а во-вторых, так просто удобнее работать. Тут везде слабые места, так что усиливать надо всё.
Но в феврале городские власти, ранее одобрявшие планы, передумали. В пресс-службе горздрава строительство газификаторов и капремонт назвали «нецелесообразным».
— Капитальный ремонт здания кислородного отделения с установкой газификатора переводит данный объект в категорию опасных производств, — объяснили в пресс-службе горздрава.
При этом деньги на капремонт уже были выделены, следует из отчета об исполнении плана реализации госпрограммы региона «Развитие здравоохранения». Горбольница вернула в бюджет почти 29 миллионов рублей.
Проблем с поставками кислорода в горбольнице сейчас нет, говорят врачи медучреждения. Но свои газификаторы — это была мечта. Красивая, нужная, разбившаяся о чиновничье «нецелесообразно».
Не заслужили забвения
…В первую годовщину со дня смерти, 11 октября 2021 года, пройдет панихида по Николаю Марченко. Самый молодой из погибших в кислородную паузу лежит на кладбище «Ростовское» в Мясниковском районе.
Дочери Василисы на панихиде не будет — еще очень маленькая.
— Там будем ее только по могилкам ловить. Года три будет — тогда можно, — говорит вдова Даша.
Она твердо настроена вырастить дочь помнящей и любящей папу, знающей, что он ее очень любил.
— Хочу, чтобы моя дочь помнила папу, чтобы в какие-то даты мы ездили с ней на кладбище, поминали. Этот человек не заслужил, чтобы его забыли, — говорит она.
Даша убеждена, что больница на то и больница, чтобы оказывать всю возможную помощь для поддержания жизни пациента.
— Если была допущена грубейшая ошибка, которая привела к гибели людей, это никак не оправдывается их сопутствующими заболеваниями. <…> Если бы не было этого отключения, никому не известно, сколько бы прожил каждый из них — пять минут или год. Это их время, их минуты, их секунды. Замалчивание правды — [тоже] преступление.
Прошел год, а следствие так и не назвало тех, кто должен понести ответственность.
В Ростове так и не объявляли траур по погибшим.
РосИнформ писал о том, что российские врачи назвали систему обеспечения кислородом в больницах России устаревшей.
10 августа этого года во Владикавказе девять пациентов погибли из-за нехватки кислорода в больнице.
14 июля РосИнформу стало известно о том, что в больницах Кузбасса и Бурятии дефицит кислорода.
