В санаториях от Минобороны отдыхающие военные пенсионеры не выдерживают соседства с участниками спецоперации с ПТСР.
За почти год спецоперации* российское Министерство обороны продемонстрировало неготовность ко всему, на что должно быть «заточено» военное ведомство. Блиц-криг, молниеносное ошеломительное вторжение провалилось. Оборона занятых в самом начале украинских территорий трещит, а местами катастрофически прорывается. Наступление буксует месяцами на каких-то провинциальных поселках в Донецкой области. Мобилизация прошла вкривь и вкось и показала, что «король голый» – точнее, не король, который в Лужниках выступал в пуховике за 1,5 миллиона рублей, а армия, в которой не досчитались полутора миллионов комплектов обмундирования.
*Специальная операция, согласно Википедии, отличается от обычных военных операций по целям (разведка, саботаж, подрывная деятельность и тому подобное) и методам (повышенная секретность и скрытность). Военные спецоперации, как правило, проводятся силами специального назначения (разведывательными, диверсионными и так далее).
Вооруженные силы РФ применяют на Украине артиллерию, танки, авиацию, ракетное оружие, регулярные армейские части и т.д. Таким образом, боевые действия на украинской территории нельзя назвать термином «специальная военная операция», поэтому наша редакция приняла решение называть происходящее войной.
Минобороны оказалось не готово даже к потоку раненых солдат. По подсчетам западных разведок, Россия уже потеряла убитыми и выбывшими из строя до 200 тысяч человек, если даже половина от этого количества реальна – в страну уже прибыли десятки тысяч искалеченных физически и психически военнослужащих, которых «реабилитируют» в санаториях, где ранее отдыхали только ведомственные пенсионеры. Как себя ведут мужчины, вернувшиеся с войны, рассказали «Вёрстке» сотрудники одного из таких учреждений.
Нервные три недели
Контрактники, которые составляли основу российской группировки вторжения, начали массово поступать еще весной 2022 года – из военных госпиталей. Даже при недостатке на тот момент тяжелого вооружения, ВСУ «джавелинами» жгли маршевые колонны, ехавшие «брать Киев за три дня».
В санаторий привозили военнослужащих с осколочными ранениями, ампутацией конечностей, разрывами органов. Стандартный срок реабилитации – 21 день, если боец «вылечился», его возвращают на фронт. Если травма на всю жизнь – комиссуют.
По словам одной из сотрудниц приемного отделения санатория, когда всё «только начиналось», привозили иногда по сто человек в день. Всех прибывающих военных сотрудники санатория должны встретить, забрать документы и раздать анкеты, чтобы оформить истории болезней.
Однако, возвращаясь с фронта и из госпиталей, некоторые солдаты уже настолько пьяны, что не понимают, что нужно делать. Такое стало чаще случаться, когда, помимо контрактников, стали привозить мобилизованных, которые, как правило, добираются своим ходом из пунктов временного содержания и успевают по дороге «накачаться». Бойцы ведут себя развязно, пристают к медсестрам, могут отпускать сальные «комплименты» или швырять деньгами в лицо – так они приглашают на свидание. Пенсионеры, которые до этого отдыхали в учреждении, таким соседством оказались недовольны. Некоторых молодых людей, приехавших с передовой, они называют «обрубками». Кто-то и вовсе перестал приезжать, чтобы не пересекаться с реабилитантами.
Руководство учреждения не заботится, чтобы работа персонала при этом была менее нервной и напряженной – в корпусе нет ни камер, ни тревожных кнопок. Санаторий получает хорошее финансирование от количества реабилитантов, поэтому, как считают рядовые сотрудники, начальству только «в радость», когда поступает много людей.
Досуг, который предполагался для мирных пенсионеров – танцы, музыка – не интересует вернувшихся с фронта. Реабилитанты развлекаются походами в магазин, который находится за территорией, и скупают там всё спиртное. Пить на территории санатория нельзя, но никого это не останавливает – употребляют в номерах, а когда доходят до кондиции, отправляются на поиски приключений.
На тихих выпивающих сотрудники закрывают глаза. Но иногда у бойцов на фоне опьянения случаются «вьетнамские флешбеки», видения: они дерутся, кидаются на персонал. Инциденты случаются каждую неделю, как правило, ночью – дежурному врачу не раз уже приходилось вызывать военную полицию.
В этих алкомарафонах случаются и трагедии – например, один из реабилитантов, который до этого хвастался, что единственный выжил из взвода, напился и утонул в озере на территории санатория.
Другая категория – пациенты с явным ПТСР. Они поступают в состоянии сильного перевозбуждения, суетятся, орут, вместо того, чтобы говорить спокойно, огрызаются на обращения и всё воспринимают в штыки. В санатории есть психиатрическое отделение, но мало узких специалистов. Такая же проблема с лежачими, у которых серьезные травмы или ампутации – нет специального персонала для ухода, ведь санаторий – это не хоспис и не полноценный реабилитационный центр. Показательные центры с мастер-классами от параолимпийцев есть только в красивых отчетах на сайте Минобороны. В реальности ампутанты просто «пролеживают» в санатории положенные дни и ждут, когда получат протез.
«Когда боевые действия в Украине только начались, я понимала, что всё это ужасно. Но когда видишь последствия своими глазами, ты убеждаешься окончательно: это полное дерьмо», — говорит одна из сотрудниц санатория.
Негласная «реабилитация»
Среди поступающих в санаторий есть и бойцы ЧВК «Вагнер». Никаких пометок, разумеется, об этом в документах нет, но врачи легко определяют наемников, большая часть которых из мест заключения, по специфическому анамнезу.
В начале года в Россию стали возвращаться первые завербованные в колониях зеки – как и обещал Пригожин, после окончания полугодового контракта. Даже бывалые сидельцы приезжают опустошенные. «Мы все чувствуем, что он находится в каком-то гипнозе, как будто другой человек. Он без эмоций», – так рассказывают родственники вернувшихся осужденных.
Можно только догадываться, что видели эти люди. Тысячи осужденных были убиты, некоторые из них в первые дни или даже часы после прибытия на фронт. Выжившие, кроме откровенных маньяков, немногословны: кроме ПТСР добавляются еще опасения за свою жизнь, ведь официального помилования по сути им никто не объявил, а значит они остаются вне закона, и единственный путь у них – обратно в окопы.
Конечно, Евгений Пригожин утверждает, что выдает вернувшимся заключенным помилование. Но правозащитники говорят, что это редкая, трудоемкая и сложная юридическая процедура, которая не может проходить без участия президента РФ и уж никак не в таких масштабах, как рекламируют вербовщики-вагнеровцы.
Дмитрий Песков, пресс-секретарь Путина, отмахнулся от вопроса журналистов, что некоторые «указы с грифом секретности», а процедура осуществлена в строгом соответствии с российским законодательством. Учитывая постоянное лицемерие Кремля, есть большие сомнения, что осужденные прошли такого рода «реабилитацию», не говоря уже о психологической. Ни Пригожин через свою пресс-службу, ни российская служба исполнения наказаний комментариев и вовсе не предоставили.
«Освобождения», вероятно, ускорятся по мере истечения шестимесячных служебных контрактов ЧВК, что может поставить российское общество перед проблемой реинтеграции тысяч травмированных мужчин с военной подготовкой, криминальным прошлым и небольшими перспективами трудоустройства. Некоторые из них гордятся участием в войне и уничтожением «укронацистов», рвутся на передовую, но большинство остается «в тылу».
«Это психологически сломленные люди, которые возвращаются с чувством праведности, с верой в то, что они убивали, чтобы защитить Родину, – отметила Яна Гельмель, российский адвокат по правам заключенных. – Это могут быть очень опасные люди».
